Факт того, что мою кандидатуру на выборы в Координационный совет выдвинул не я, а другие люди, говорит о том, что, и в случае, если в него пройду, я буду в первую очередь представлять не себя, а отстаивать мнение и интересы граждан.
У каждого из участников этой затеи есть, как мне кажется, свои интересы; у меня, как и в прежние годы, цель одна — поддерживать тех, кому необходима помощь, и предоставлять трибуну тем, кто в силу ряда причин не может быть услышан лидерами протеста.
Есть множество претензий к существующему оргкомитету, вот только некоторые из них: совершенно невнятное представление о будущем акций протеста, несменяемость этих самых лидеров на протяжении многих лет, а также то, что люди, апеллирующие к будущему, сами являются представителями поколения вчерашних дней, а те, кто будет жить в этой стране, обречены жить по правилам прошлого, но никак не будущего.
Я представляю голос тех, кто не смирился с мыслью всегда оставаться на вторых ролях. Голос простых рабочих, голос школьников и студентов, голос уличного протеста. Я знаю все аргументы "против", но ничего нового я не слышу. Все претензии сводятся к нежеланию уступить место так называемым "неблагонадежным".
Сам КС я считаю «расстрельным списком», и, думаю, что он и правда станет таким. Власть должна бояться этих людей и понимать, что с ними нельзя будет договориться, можно только признать их правоту и уйти. Совет должен стать тем, чем не смогла стать Национальная ассамблея, в которую я был избран. Он должен выглядеть как фракция протопарламента.
Я хочу, чтобы, проснувшись однажды утром, Владимир Владимирович узнал, что в его стране идут альтернативные выборы, а в избирательном списке молодые, успешные и смелые люди. Я понимаю, что решение в оргкомитете принимается не на его заседаниях, а по телефону и в тет-а-тетах "избранных", но мне интересна живая дискуссия по принятию решений.
Попав в совет, я буду избранным обычными людьми, а значит, убрать или заткнуть меня сможет только мой избиратель, а не "авторитетные" лидеры общественного мнения. Принимая предложение участвовать в выборах, я понимал, что вряд ли смогу пройти в Совет, но молодость не даст мне с этим смириться. Делать, несмотря на то, что обстоятельства против тебя, идти и добиваться — вот мой посыл.
Вот три тезиса с которыми я пойду в оргкомитет: Свобода, Равенство, Братство.
Год назад, по независящим от меня обстоятельствам, я оказался за решеткой. Попав в тюрьму, я лично познакомился со многими ужасами пенитенциарной системы. Людям на воле нужно бояться не злых зеков, а того, что с ними может сделать система исполнения наказания. Никаким исправлением там и не пахнет, все эти таблички в коридорах тюрем про "Стыдно не преступление, а нежелание исправиться" являются первой ложью, которую вы встретите там.
Как только человек оказывается вне закона, для людей в погонах и судейских мантиях он перестает быть человеком в принципе. Ни о каких правах человека и речи быть не может быть. В понимании властей тюрьма должна не исправлять человека, а жестоко его наказывать. Сделать его жизнь чередой издевательств и унижений. Медицинское обслуживание? Горячая вода? Уважительное обращение? Нет, ты преступник и должен страдать, чтобы жизнь медом не казалась. И это только малая часть того, что творится за колючей проволокой: бесконечные избиения, принуждение к признательным показаниям. И никакого УДО.
Вся эта система ждет своей реформы уже долгие годы, если не века. Она мало чем отличается от царских или советских. Ведь до сих пор нет понимания того, что места лишения свободы должны быть именно местами лишения свободы, а не пыточными лагерями выживания.
Человек, прошедший через тюрьму, никогда не станет прежним, заключение на всю жизнь станет одним из самых ярких и печальных его воспоминаний. Одновременно с этим нет никакой гарантии, что человек никогда больше не нарушит закон, скорее наоборот – он возненавидит государство и силовиков. В том же ключе можно говорить и о судах. Судьи не чтут законы и Конституцию – а ведь хотя бы этого минимума ждут от них люди, оказавшиеся в непростой ситуации.
Судьи поощряют фабрикацию уголовных дел, нарушают все, что можно нарушить, в первую очередь презумпцию невиновности. В залах суда уже давно забыли о состязательности сторон, процессы превратились в простое соблюдение формальностей. Сама должность судьи должна быть выборной, с ротацией хотя бы раз в год. А по истечении срока полномочий у коллегии присяжных должна быть возможность вынести судье "медицинское заключение" — тщательный анализ проделанной работы. Все эти вещи — позор для современного государства, и то, что разговоры об этом ведутся уже на обыденном уровне, подтверждает необходимость реформы судебной и пенитенциарной системы.
Я говорю — "Свобода", подразумевая под этим широкую амнистию. В России каждый заключенный – это политзаключенный, так как нет сейчас ни одного дела, проведенного без подтасовок, без вынужденных признательных показаний и нарушений прав человека. Проблема легитимности суда является политической проблемой. Поднимите статистику и поинтересуйтесь, когда в России была амнистия. Не было ее уже очень давно, а последняя относительно широкая амнистия показала, что рост преступности после неё не увеличился. Зеки будут уважать государство, общество и страну, если государство и общество начнут уважать заключенных. Преступник становится преступником не потому, что он плохой человек, а обычно потому, что жизненные обстоятельства вынуждают его идти на преступление. Мы требуем широкой амнистии по легким статьям и пересмотра дел по статьям средней тяжести. Мы требуем закрытия лагерей смерти. Мы требуем люстрации всего судебного состава Российской Федерации.
На фоне прочих человеческих фобий есть ещё одна, которая также распространена, как и гомофобия или ксенофобия — это наркофобия. Это определение неприязни к наркоманам придумали ребята, которые занимаются продвижением заместительной терапии, помощью потребителям наркотиков и борьбой с репрессивным ФСКН.
Наркофобия стала частью государственной пропаганды — 24 часа в сутки нам рассказывают о том, что человек употребляющий наркотики является преступником. Сомнительное утверждение. По той же — государственной — логике люди, употребляющий алкоголь, также должны являться преступниками. Таких много и среди людей системы. Алкоголь, проституция, легкие наркотики — вы думаете, чиновники святые и не умеют отдыхать? Так имеют ли они моральное право указывать человеку, как ему жить и что делать? Однозначно — нет. Потому что употребление, как и желание, например, сходить в ресторан, является личным выбором каждого. Примеры отсутствия силы воли у человека не являются поводом для ущемления его личного права на выбор.
Зависимость лечится. И этим должен заниматься, конечно, не Евгений Ройзман. В цивилизованных странах есть свои способы помощи в борьбе с зависимостью. Медицинская марихуана, метадон — в данный момент есть масса способов вылечить или приостановить опийную зависимость, и метод заместительной терапии наглядный тому пример. Поднимая вопрос соблюдения прав человека и права личности, важно акцентировать внимание и на том, что само употребление не может рассматривать как уголовное преступление.
Статью 228 УК РФ необходимо декриминализовать, а вещества, употребление которых не вызывает тяжелых последствий, легализовать. Само слово "наркоман" является оскорблением, а этими самыми наркоманами нас всех пугает с детства общество и официальная пропаганда. И это несмотря на то, что в стенах ФСКН сотрудники умирают от передозировки конфиската, а генералы на границе закрывают глаза на траффик героина. Я не буду утверждать, что для силовиков это — хороший бизнес, у меня нет этому доказательств. Но предположить, что наркобизнес контролируется этими людьми, что они имеют с этого бонусы, вполне могу.
Я говорю — "Равенство" и уверен в том, что зависимого человека нужно лечить, а не издеваться над ним в "Городе без наркотиков" или сажать в тюрьму. Лечить зависимость должно государство, оно должно помогать людям изменить свою жизнь, а не вешать клеймо "недочеловека" и сравнивать с мусором. Раздавать на улицах чистые шприцы, антисептики, отправлять в клинику на лечение, конечно, могут и активисты, которые каждую неделю выходят на аутрич, но на более масштабном уровне необходимо начать дискуссию о самом факте преследования за употребление, неважно, что это — алкоголь или марихуана. Наркоман не прекращает быть человеком, и не нужно объявлять ему войну, нужно предлагать альтернативу. И если мы хотим называться современным государством, то нужно убить в себе государство полицейское, и принять потребителей как часть общества.
Накануне последнего "Марша Миллионов", на заседании оргкомитета представители националистических, или, как принято говорить – патриотических сил, в лице Александра Поткина, известного правого патриота, организатора Русского марша и любителя вскидывать руки в нацистском приветствии, заявили о том, что в следующую резолюцию необходимо включить национальный вопрос, вопрос о мигрантах. Я соглашусь, этот вопрос важный, однако сформулировал бы я его иначе: "Что нужно сделать, чтобы облегчить жизнь находящимся на территории РФ гражданам других государств?".
В разговоре со мной лидер таджикской диаспоры в России сказал, что ради безопасности выходцев из стран Средней Азии России нужно ввести для них визовый режим. Я понимаю этого человека, его соотечественники ежедневно обращаются к нему с заявлениями об избиениях на улицах, хамском поведении работодателей и пытках в полицейских участках. Именно поэтому он готов пойти на такую меру. Одновременно с этим нам нужно пойти навстречу всем трудовым мигрантам и упростить само их нахождение здесь. Для въезда в Россию им нужно будет заполнить анкеты и указать, что он едет работать и рассчитывает на содействие российских властей.
Власти в свою очередь обеспечивают его рабочим местом, страховкой, соц. пакетом и бесплатными курсами русского языка. Трудовые мигранты уже сегодня строят дома, дороги, нефтепровод и являются современными пролетариями, тем самым рабочим классом, права которого мы защищаем. Не офисные сотрудники, бесконечное количество манагеров или начальство развалившихся заводов, а мигранты – это и есть угнетенный рабочий класс. Раздражение и часто ненависть со стороны общества, ужасные условия жизни и никакой гарантии безопасности.
Вы выступаете против строительства мечети, заставляя мусульман молиться на дорогах, на улице, лишая их возможности сделать это в храме. Разве это говорит о вашей толерантности и расовой терпимости? На условных 10 миллионов православных в Москве 355 храмов и церквей и на условных 2 миллиона мусульман 4 (!) мечети.
А сколько в городе синагог или католических церквей? Мигрантов не нужно бояться и ненавидеть, им нужно давать образование, нормальное жильё, уважать их и, возможно, давать гражданство тем, кто хочет остаться работать здесь навсегда. В школах вместо богохульных "Основ православия" нужно вводить предмет "Основы расовой терпимости" и воспитывать будущее поколение без предрассудков.
Я говорю — "Братство" и настаиваю на том, что нет никаких плохих наций, есть человеческая алчность, агрессия и закомплексованность. Преступник не имеет национальности: человек совершает кражу вне зависимости от своего происхождения, его преступление нужно воспринимать в контексте его жизненных обстоятельств, и именно обстоятельства нужно стараться менять. Я верю в человека вне зависимости от его веры, национальности и социального статуса. Миллионы людей других национальностей уже проявили себя полноценными членами общества, а возможную "дикость" отдельных персонажей нужно нейтрализовывать, протянув руку помощи.
Свобода, Равенство, Братство — эти три слова значат для меня все сказанное выше. Но это не все, что я хочу вам сказать, это лишь малая часть того, что нас окружает. Я не буду этого рассказывать, ведь вы и так все знаете. И о призывном рабстве в рядах Российской армии, и о проблеме медицинского обслуживания, проблеме системы образования и экологии. О необходимости политической реформы я вообще молчу — об этом говорят уже на автобусных остановках и за соседним столиком в кафе. Все сказанное выше я не считаю истиной, чем-то, с чем нельзя поспорить. Это всего лишь мое мнение, которым я считаю нужным поделиться с вами. Как я уже сказал, участвуя в политических событиях, я всегда буду отстаивать права меньшинства, защищать тех, кто в этой защите нуждается.
